В рамках нового проекта мы будем публиковать воспоминания о военных годах, которые присылают наши читатели.
Из воспоминаний Марии Фадеевны Козловой, записанных дочерью Татьяной Волчек:
Было жаркое лето 1941 года. Началась война. Мы в страхе ложимся спать и в страхе встаем поутру.
Перед войной моего братишку Андрея забрали в армию. Мамка умерла, когда мне было семь лет, старшие сестры вышли замуж. Остались дома я, отец-инвалид, которому пуля выбила глаз в первую мировую, да сестра Анютка.
…Андрейка приехал! Когда я зашла домой, татка с Андреем сидели за столом. Шел тихий разговор. Я спряталась за занавесками у печки. Уж очень хотелось узнать, о чем они говорили.
— Немцы, немцы идут, тата, все вооружены до зубов, на мотоциклах, на машинах, у них пеших-то и нет. А нам чем стрелять? Ящики приехали с патронами, а в них мыло. У них автоматы, а у нас — винтовки, не хватает гранат, — Андрейка затих, опустив бессильно голову.
***
Раннее утро нас встретило треском мотоциклов и шумом машин. В деревню входила колонна немцев. Развернулись, остановились и начали расквартировываться. Везде стала слышна чужая речь.
Немцы приходили каждое утро то за молоком, то за яйцами, как к себе домой, брали кусок сала и, гогоча, выходили во двор. В одно утро приказали всем жителям деревни выйти на улицу. Мимо нас провели измученных, в кровоподтеках, оборванных и раненых людей. Их сопровождали пулеметчики с собаками. Пробежал шепот: «Коммунисты, ведут на расстрел…». Кто-то тихонько смахивал слезы и вглядывался в их лица, боясь проронить слово. Немец на своем языке громко заговорил. Переводчик перевел: «Германия очистит вашу землю от коммунистов. Крестьяне смогут жить и работать спокойно во славу рейха».
Процессия двинулась дальше за деревню. Там пленников заставили выкопать себе могилы и расстреляли.
***
Через несколько дней нас всех выгнали из домов и приказали выстроиться в ряд. Отбирали людей для отправки в Германию. Офицер дошел до меня. Я, опустив ниже голову, прижала дитя. Сердце застучало в висках, руки похолодели, «Хоть бы пронесло» — крутилось в мозгу. Немец остановился, оценивающе смотря на меня, но, видно, худая, тщедушная моя фигурка с дитем на руках не понравилась ему, и он двинулся дальше. Кто-то выкрикнул: «Это не ее дитя, она девчонка!». Переводчик подскочил к офицеру. Из моих рук вырвали малыша, а я полетела в другую сторону. Больно ударившись, попыталась встать, но ноги скользили, а окоченевшие руки не хотели слушаться. Горькие слезы боли, обиды и страха полились из глаз.
Меня, мою сестру Анюту и еще много людей, отобранных по деревням, немцы собрали для отправки в Германию. Нас загнали в колхозное гумно на ночь, а утром погнали по дороге на Могилёв.
***
В некоторых поселениях нас держали по несколько недель в сараях. Народу было столько, что не все могли прилечь ночью поспать, дремали сидя или стоя. От вони и истощения люди падали в обморок, сходили с ума, умирали. Мертвецов оттаскивали к стенам, ложа штабелями. Расстреляли нескольких пытавшихся бежать.
Однажды в наш сарай вошел немолодой бельгиец, позвал меня, сестру и Валю, завел нас в добротное помещение. Мне дал нитку с иголкой и кучу порванных вещей, а сестру с Валей отправил стирать лежавшее в углу грязное белье. Я окончила работу и поднесла к нему аккуратно сложенные заштопанные носки, тот в благодарность дал четвертинку хлеба и несколько недоеденных остатков. Кусочки засохшего хлеба принесли и сестра с Валей. Хлеб мы раздали. Люди плакали, видя кусочек сухаря. Невыносимо было смотреть на муки голодных людей, ждущих свою ложку баланды и кусочек хлеба. Видеть слезы, текущие по грязному, состарившемуся лицу, худые руки, тянущиеся к бурым помоям. Я отвернулась и твердо решила: нужно бежать.
(Продолжение следует).
Подготовила Анна МИХАЙЛОВА.
360
